— Стейн? — прошептал Роули.

«Он лжет, — прозвучал у них в головах голос Стейна. — Это он убил оленя, я видел это. И за это он убил меня. А потом закопал камень в землю, чтобы подумали, что я сам погиб по неосторожности».

Лоун завопил, с визгом и воплями забился в руках побелевших, как мел, стражников. Привидение Стейна медленно расплылось, словно завывания Лоуна разорвали его на части и прогнали прочь. Голос Лоуна оборвался, он еще с секунду, выкатив глаза, пялился на то место, где только что стояла тень Стейна, а потом повалился наземь в беспамятстве.

* * *

Лудильщик с трехдневной щетиной носил что попало, какие-то рваные ошметки пополам с грязью. Мальчишка рядом с ним выглядел не лучше, только небритость ему заменяла немытость. Оба были увешаны кастрюльками и сковородками, звеневшими и гремевшими на каждом шагу. Конечно, острый глаз заметил бы, что под тряпками скрыты мускулистые, крепкие тела, а старший из лудильщиков уж больно доволен всем окружающим.

Мальчишка, наоборот, понуро глазел по сторонам.

— Нам обязательно так лучезарно улыбаться, папа?

— А что толку ходить с кислой рожей?

— Если бы кто-то из наших знакомых увидел тебя, они бы точно решили, что ты радуешься, что улизнул от мамочки.

— Никогда! Хотя… да, должен признаться, когда я выхожу из себя, лучше бы ей не бывать поблизости, — усмехнулся Род. — И мне всегда нравилось убраться ненадолго от Их Величеств и королевского двора. Понимаешь, это такое потрясающее чувство… чувство… свободы.

— Свободы… — Магнус брякнул сковородками и мрачно покосился на невероятно грязную домотканую рубаху. — Вот это — свобода?

— Сынок, я хотел сказать, что свобода и достаток — разные вещи. И в большинстве случаев они даже близко не сходятся, — путники вышли на главную площадь деревни, Род со звоном стряхнул с плеч свой груз и бодро затянул:

«Эй, местные красотки!

Где ваши сковородки?

Погнулись, износились,

Местами прохудились?

Это горе не беда!

К нам несите их сюда!

Спаяем и залудим —

Как новенькие будем!»

Магнус поморщился.

— Ты можешь и лучше, папа.

— А чего ты еще хотел от импровизации? И потом, с каких это пор ты стал критиком?

— А что ты сказал мне, когда в последний раз проверял домашнее задание? — мгновенно парировал Магнус.

— Помню-помню, каждый образованный человек должен быть критиком, — со вздохом ответил Род, — и если ты не хочешь учиться, то не имеешь права и критиковать. Удар ниже пояса, сын мой, удар ниже пояса.

— Я думал, мы говорим об учебе, а не о боксе.

— Остынь, остынь — вон идет заказчик.

— Привет, лудильщик! Долгонько же вас ждать! — широкая, толстая хозяйка с милым круглым лицом взмахнула маленьким котелком с длинной зазубренной трещиной. — А то уж месяца с четыре в глиняном горшке готовить приходится!

— Э-э, знал бы, заглянул бы пораньше, — Род мгновенно перешел на простецкий говор. — За пенни, миссус.

— Нет у меня столько, — хозяйка помрачнела и потянулась за котелком.

— Так это, мы с сынишкой жрать хотим, — быстро добавил Род. — Может, найдется миска жаркого, и чтоб мясом припахивало?

Женщина просияла.

— Ну, немного вяленого мяса у меня еще найдется.

Крестьянка недоуменно покосилась на мальчишку, издавшего непонятный звук, пожала плечами и снова заговорила с отцом:

— Только вот без котла-то мне не приготовить.

— Так щас залатаем, мигом, — Род уселся, скрестив ноги, как заправский портной, вытащил нож, достал деревяшку и принялся щепать лучину, — Эй, парень, будь умницей, ну-ка быстренько, собери хвороста.

— Хотя бы притворяйся, ладно? — прошипел на ухо Магнус, прежде чем броситься в поисках дров.

Пока Род раскладывал костер, подошло еще несколько женщин. Но дырявый котелок принесла только одна, остальных привело любопытство.

— Что нового, лудильщик?

Роду всегда хотелось быть журналистом.

— Да ничего особенного, так, понемногу. Вот, аббат объявил, что Церковь Греймари теперь отделилась от Церкви в Риме.

— А как это он? — недоуменно наморщила лоб одна из хозяек.

— Да как, разинул рот и сказал, — Род отщипнул еще кусок лучины.

— Так что, у нас больше не будет причастия?

— Говорят, что сам аббат причащается каждый день.

— А тогда какая разница? — нахмурилась первая хозяйка.

— А никакой, должно быть, — пожал плечами Род. Про себя же он был не на шутку испуган тем, что новость приняли так равнодушно. — Что я понимаю в церкви? Пускай попы и объясняют.

Он кивнул Магнусу, вернувшемуся с охапкой сухих веток.

— Пока хватит, малый.

Магнус бросил хворост наземь и уселся рядом, покосившись на первую заказчицу, которая в это время со всех ног неслась к единственному зданию в деревне с деревянной крышей и маленьким шпилем.

— Да, если б найти знающего человека, у кого брат или сын в монахах, я бы точно узнал, правда это или нет, — как бы между прочим добавил Род.

Он высек искру и принялся раздувать лучину, прислушиваясь, не проболтается ли кто-нибудь из местных сплетниц. На приманку никто не клюнул, и Род внутренне вздохнул.

— А так, новостей почти нет. Вот разве что на севере случилась буря, у берегов Романовых, и один рыбак клянется, что видел русалку, распевавшую среди молний.

Хозяйки заохали и заахали, а Род принялся подкладывать в тлеющие щепки хворост. Пламя занялось.

— А сколько выпил тот рыбак? — поинтересовался Магнус. Женщины удивленно уставились на него.

Род махнул рукой, пытаясь треснуть Магнуса по затылку, но тот лениво увернулся.

— Вот я тебе! Ты как со старшими разговариваешь!

— Полегче, полегче, — вступилась за Магнуса сердобольная хозяйка. — Мой муж тоже порой как выпьет, так ему потом всякие чудеса мерещатся.

Остальные женщины захихикали, а Род подумал, как этот муженек ужо отблагодарит свою женушку за длинный язык.

— Так-то оно так, добрая женщина, только знай: тех, кто любит приложиться к бутылке, берегут феи.

— Вот пусть бы они их всех и позабирали! — фыркнула женщина. Остальные смешанным гулом выразили свое одобрение.

Род провел рукой над огнем и удовлетворенно кивнул:

— Сойдет.

Он втолкнул проволочку припоя в трещину и положил котелок на огонь.

— Делаю я, ладно? — шепнул Магнус.